— Так вот. Во-вторых, не я застрелил тех двоих парней. Это сделал Клетис Барлоу. Он подстраховывал меня, а они подъехали и попытались взять его в клещи. Но оба этих типа объявлены федералами в розыск, так что, скорее всего, по ним никто тосковать не станет.
— Это точно. А как насчет того, что Сонненборга прирезал ножиком какой-то уличный бродяга? Не слишком правдоподобная выдумка.
— Нет, это как раз правда. Сонненборг цеплялся к нам, я имею ввиду, ко мне, Эммилу, Барлоу и доктору Лорне Уайз…
— Что, и Уайз тоже? А духовой оркестр стадиона «Ураган» ты туда, часом, не прихватил?
— Нет, у них в это время была игра. Что же до бродяги, то этот малый действительно выскочил неизвестно откуда, всадил Скитеру в печень здоровенный рыбный нож и удрал. Но кто он такой, известно — некий Ригоберто Мунокс, не раз попадавший в психушку. Мы его найдем и упрячем навсегда, от греха подальше. Такому парню лучше сидеть взаперти.
— Да уж, я думаю. Странное, однако, совпадение: как раз тогда, когда вам позарез нужна помощь, вдруг невесть откуда появляется чокнутый с ножом. Знаешь, за сорок лет работы в системе я научился с подозрением относиться к подобным случайностям.
— Что я могу сказать, майор? Так оно все и было. Как только в игру вступает Эммилу Дидерофф, подобные странности лезут что грибы после дождика. Похоже, это от нее неотделимо.
— Мм… Я так понимаю, что организатором преступлений является этот Сонненборг, тут особых сомнений нет.
— Точно, это наш парень. И аль-Мувалид на нем, и Уилсон, и последующие нападения с похищением, короче, полный букет. Двое его подручных, которых мы схватили позднее, это просто шестерки, и сейчас тарахтят без умолку, сваливая все на своего босса. Но к слову об организаторе: официально Сонненборг работал на федерала по имени Уэйн Семпл, он же Флойд Митчелл, он же Дэвид Паккер.
— Которого у нас нет.
— Нет. А он нам нужен? Сдается мне, что все эти гадости исходили непосредственно от Сонненборга, тот еще был мерзавец. Паккер выписывал чеки, но теперь он уже вышел из игры. Когда мы с Моралесом проезжали там ранним утром, никакой баржи на приколе не стояло. Думаю, он позвонил в свою контору, и чистильщики принялись за дело. Сам он вернулся куда-нибудь в пригород Вашингтона, а его суденышко отогнали в открытое море и затопили.
Олифант промолчал. Он поджал губы и уставился в потолок. У Паза возникло странное ощущение, будто он читает мысли этого человека, как бегущую по низу телевизионного экрана строку в программе Си-эн-эн. Паз достал из кармана кассету для мини-диктофона и положил ее на стол перед майором.
— А это вам.
— Что это?
— Полное признание от Паккера с перечислением имен. Вся эта история с суданской нефтью, попыткой правительства США оказать влияние на суданскую нефтяную политику и получить информацию о якобы недавно открытых огромных залежах. Одному богу известно, сколько противозаконных деяний было совершено в связи с этим и здесь, и там, включая этнические чистки, геноцид, пытки и два убийства американских граждан, имевшие место здесь, во Флориде. Я думаю, что, если вы припрячете это в надежном месте и дадите людям наверху, в округе Колумбия, знать, какой материал у вас имеется, вы соскочите с крючка. Я имею в виду, что, если создается ситуация, когда ни у той ни у другой стороны нет преимуществ, лучше покончить дело миром.
Олифант довольно долго смотрел на маленький прямоугольник, а потом опустил его в карман рубашки.
— Пожалуй, ты прав. Предъявлять мне обвинение они не станут. Может быть, организуют убийство, но преследовать легальным путем побоятся. Спасибо тебе… нет, я действительно очень тебе благодарен, но до чего все это противно!
— Не стоит благодарности, — сказал Паз. — И еще два момента. Первый касается опасной невменяемой беглянки Эммилу Дидерофф, которую мы с доктором Уайз незаконно забрали из отведенного ей места содержания. Готов поручиться, что она исчезнет так же, как и мистер Паккер.
— Вот оно что. Я так понимаю, у тебя есть план.
— Вроде как. Вчера ночью, примерно в полчетвертого утра, я позвонил в Рим и поговорил там с очень милой женщиной из Общества сестер милосердия Крови Христовой. Представился и сказал, что ее генеральной, возможно, будет интересно узнать о той ситуации, в которой оказалась одна из их сестер. Они называют ее Эмили Гариго. Рим, похоже, весьма заинтересовался…
— И что они собираются делать?
— Не имею представления. Но, насколько мне известно, они там находчивые, и возможности у них большие. Уверен, они что-нибудь придумают.
— Да. А какой второй момент?
Паз достал свой «глок» и футляр с полицейским жетоном и положил на стол перед Олифантом.
— Сдаю значок и табельное оружие. Я предлагаю вам представить это так, будто вы вынудили меня подать в отставку. Если какое-то дерьмо, касающееся этой истории, всплывет на поверхность, вот вам неплохое прикрытие. Безответственный ковбой уходит в отставку под давлением совершенно незапятнанного руководства. Но без скандала и с выходным пособием.
— Господи, Джимми, тебе нет необходимости это делать.
На лице Олифанта было написано непритворное участие, но на каком-то, тщательно завуалированном, уровне Паз уловил оттенок облегчения.
— Есть. Я уже убил двоих парней, будучи при исполнении, и как раз прошлой ночью понял, что не могу больше убивать. Оставшись на службе, рано или поздно непременно психану и опять кого-нибудь убью. — Он встал и протянул руку. — Всего наилучшего, майор. Заходите как-нибудь в ресторан. Я угощу вас обедом.