Долина костей - Страница 87

— А как насчет Эммилу?

— Неясно. Новые антитеррористические законы расширили полномочия ФБР настолько, что они фактически могут вытворять, что им вздумается. Не исключено, что ее объявят представителем враждебной воюющей стороны и она просто исчезнет.

— Нет, серьезно…

— И я серьезно. Хотел бы иначе, да не выходит. Олифант, очевидно, воспринимает происходящее таким же образом. Он заявил, что дело Эммилу несомненно подведомственно прокурору штата, но тот зависит от губернатора, а губернатор, между прочим, является младшим братом президента. Поэтому я не думаю, что прокурор штата станет особенно сопротивляться, если Вашингтон захочет заполучить ее себе. Дерьмо!

Лорна чувствует холодок, который не имеет отношения к кондиционеру. Ее скромная и размеренная жизнь трещит по швам. И похоже, что она оказалась причастной, хотя и косвенно, к чему-то огромному. К убийству. К международной интриге. К губернаторам и президентам. Она желает, чтобы это никогда не кончалось. Ее охватывает страшное сексуальное возбуждение, какого она и не припомнит.

— Хочешь выпить? — спрашивает Лорна, когда они подъезжают к ее дому.

— Боже мой, еще как!

Войдя внутрь, она первым делом включает кондиционер в гостиной, но дом вобрал жару всего дня, и требуется некоторое время, чтобы он охладился. Лорна делает две основательные порции рома с тоником. Они садятся рядом на кушетке и осушают свои стаканы до дна, потом смотрят друг на друга и хихикают.

— Хочешь еще?

— Не откажусь.

Она приносит запотевшие высокие бокалы и говорит:

— Слушай, я вся взмокла. А ты?

Паз вообще не потеет, но на всякий случай кивает, соглашаясь.

— А во всем доме в это время года прохладно только в одной комнате, — добавляет Лорна.

Он идет следом за ней в спальню, которую можно сравнить с промышленным рефрижератором, и осторожно присаживается в кресло.

— У меня такое ощущение, будто я вся липкая и грязная, — говорит Лорна. — Пойду быстренько приму душ.

Она так и делает: уходит в ванную, раздевается, смывает с себя пот, а вернувшись в спальню, то ли из-за всего пережитого, то ли из-за Джимми забывает одеться снова.

...

Когда в 1889 году Жорж умер, вся семья, за исключением Альфонса, была поражена величиной его состояния. Крупнейший производитель керосина в Европе, «Де Бервилль и сыновья», контролировал компании газового освещения в большинстве французских городов. Кроме того, основатель фирмы через контракты с Рокфеллером владел семью процентами акций «Стандард ойл» в Нью-Йорке и значимыми долями в других нефтяных компаниях. Альфонс унаследовал этот бизнес, а Жан Пьер получил капитал и недвижимость на многие миллионы франков. Однако двое из детей по причине принятия святых обетов не могли обладать частной собственностью, и для них, дабы они могли служить делу Христову на поприще благотворительности, Жорж образовал трастовый фонд, названный в честь его любимого загородного имения «Буа-Флери». В собственность фонда перешли все принадлежавшие ему акции «Стандард ойл», а управление ими Жорж доверил своему сыну, преподобному отцу Жерару де Бервиллю.

Мари Анж потребовалось почти два года, чтобы воплотить свои планы в жизнь. При этом Жерар поддерживал ее настолько, насколько можно было желать: финансовых проблем у нее не возникало. Затруднения состояли в другом: даже сотрудники Доброго Вспомоществования находили ее идею абсурдной, не говоря уж о чиновниках антиклерикального правительства. В то время сам факт работы респектабельной женщины в лечебном учреждении вызывал подозрения, ну а уж чтобы подобные дамы ездили без сопровождения в районы боевых действий… это казалось просто немыслимым!

Одновременно с улаживанием дел в чиновничьих кабинетах Мари Анж занималась подготовкой кадров. С момента создания организации в нее стали набирать молодых женщин. Большую часть из них составляли привычные к труду девушки из шахтерских поселков близ Лилля (как Отиль Роланд) или рабочих кварталов Парижа. Трудности ухода за недужными, сопряженного порой с риском для жизни, пугали их меньше, чем девиц, получивших более деликатное воспитание, однако уже в числе первых двадцати сестер оказались и графская дочь, и дочь сенатора Франции.

С самого начала орден был построен на военных принципах, на что его основательницу подвигали и ее брат-полковник, и другой брат, иезуит. Кроме того, памятуя о слабой дисциплине защитников Коммуны, она требовала от своих последовательниц ни в коем случае не покидать своих подопечных и быть готовыми, в случае необходимости, с радостью принять смерть. В описываемый период она ввела в обиход одеяние, которое со временем превратилось в униформу монашеского ордена. За образец было взято то, что носила сама Мари Анж в Гравелотте: серое платье из хлопка или шерсти, поварской фартук, простой белый льняной шарф, повязанный на голову, высокие шнурованные солдатские башмаки и синий плащ кавалерийского образца.

Глава шестнадцатая

Пазу снился очередной кошмар, только на сей раз он, быть может из-за необычайной четкости образов, осознавал, что все происходит не наяву, и хотел из этого сна выбраться. Он находился на месте какого-то страшного преступления, где сама атмосфера была напоена духом скверны и безымянного ужаса, и допрашивал двух маленьких девочек, лет около семи.

Они играли на улице, прыгали через скакалку. Детектив хотел, чтобы они перестали вертеть чертову веревку, но тут, как это бывает в ночных кошмарах, ему пришло в голову, что они сделаются разговорчивее, если он включится в игру. Так он и поступил: прыгал быстрее и быстрее. Теперь маленькие девочки улыбались, хотя и без радости в глазах. На одной было домотканое платье из хлопка, на другой — из шерсти.