Вскоре после сдачи Метца пруссакам обезумевший Жорж де Бервилль отправил свою дочь на восток, в Париж, где, как он думал, будет безопасно. Мари Анж прибыла в столицу на второй день сентября, но не прошло и трех недель, как город был осажден противником. На первых порах она жила у тетушки Авроры, но вскоре связалась с Институтом вспомоществования, присоединившись к попечительницам недужных, посвятившим себя уходу за больными, и богатыми и бедными, в их собственных домах. Всю ужасную зиму 1870 года Мари Анж неустанно трудилась в бедных кварталах Левого берега, снабжая нуждающихся, по мере возможности, едой, углем и лекарствами, которые покупала на свои средства по взвинченным осадой ценам, а когда в городе не осталось ничего ни за какие деньги, несла добрую улыбку и слова утешения.
Париж капитулировал в январе, но мучения города были далеки от окончания. В марте парижане восстали, и в городе установилась революционная власть, известная как Коммуна. В это время Мари Анж работала в Нейли, который усиленно бомбардировали правительственные силы. Когда Коммуна начала гонения на религию и священников, она просто сняла форму Доброго Вспомоществования и снова облачилась в тот наряд, который послужил ей в битве при Гравелотте.
Весной правительственные войска развернули наступление, и коммунары были оттеснены назад к нескольким хорошо укрепленным бастионам. В последнюю неделю мая Мари Анж оказалась в винном погребе на Монмартре, где организовала перевязочный пункт. Вместо медикаментов и бинтов у нее имелись вино, старая мешковина да отмытые в уксусе тряпки, на которые порвали одежду убитых. Двадцать третьего мая окруженные со всех сторон и подавляемые жестоким обстрелом коммунары пали духом и начали покидать Монмартр. Спутники Мари Анж настоятельно уговаривали девушку бежать, ибо она уже ничем не могла помочь умирающим мужчинам и женщинам, находившимся на ее попечении, а наступавшие войска расстреливали каждого попадавшегося им мятежника. Она чуть было не поддалась этим уговорам, когда, как писала впоследствии,
«неожиданно рядом со мной появилась фигура Девы Марии, которая сказала мне:
„Как я не покинула моего Сына у подножия креста, так и ты не покидай тех, кто вверен твоему попечению, ибо они тоже любимы Христом“.
Вняв этому призыву, я укрепила свой дух и приготовилась к смерти, хотя и была опечалена тем, что уже не увижу моего дорогого папы и братьев до нашего славного воссоединения на Небесах».
Потом послышались последние выстрелы, и дверь с грохотом распахнулась. Солдаты бросились на беспомощных раненых с багинетами, но Мари Анж преградила им путь своим хрупким телом и воскликнула:
— Солдаты Франции! Неужели вы не христиане? Во имя Христа и его благословенной Матери, пощадите этих несчастных!
Скорее всего, мольба не возымела бы действия и Мари Анж де Бервилль встретила бы в том ужасном подвале свою кончину, не направь в тот самый момент в то самое место Провидение Господне лейтенанта Огюста Летука. Этот молодой человек был близким другом Жана Пьера де Бервилля и часто бывал в Буа-Флери. Ударив по ружьям саблей, он вскричал:
— Глупцы! Неужели вы убьете ангела?
Долгие часы они двигались на север, а потом на восток, в ту часть Флориды, где Лорна никогда не бывала. Когда машина съехала с главной автострады, они как будто попали в иной мир, далекий от упорно навязываемого штату образа курортного рая. Путь их лежал по двухполосному гудронному шоссе с мутными канавами по обочинам, мимо выжженных солнцем убранных плантаций сахарного тростника, и им часто приходилось медленно тащиться позади трейлеров, нагруженных доверху срезанными тростниковыми стеблями. Один раз они обогнали открытый грузовик, набитый стоящими впритык сезонными рабочими. Мужчины и несколько женщин были замотаны шарфами, чтобы хоть как-то укрыться от пыли, запорошившей одежду и выбелившей их сливово-черную кожу.
— Моя судьба, — сказал Паз, когда они проезжали мимо, — хотя это не кубинцы, а выходцы с Ямайки. Их привозят на сезон уборки урожая. Американцы не хотят рубить тростник.
— И что ты по этому поводу чувствуешь?
— По поводу того, что американцы не хотят рубить тростник? Это национальный скандал.
— Нет, насчет того, что тебе удалось избежать такой судьбы.
— Ну, полагаю, это меня не огорчает, — сказал Паз.
Лорна почувствовала, что краснеет.
— Я не хотела…
Но он прервал ее:
— Нет, все в порядке, однако должен сознаться, иногда я хватаю свой мачете и вырубаю акр-другой, чтобы не утратить навык, на тот случай, если вы все-таки решите, что равноправие было не самой удачной идеей. Ну а как ты? Ты избежала своей судьбы?
— Нет, я прочно обосновалась на предназначенном мне месте. Отец с самого начала стремился к тому, чтобы я выросла смышленой особой, получила приличное образование, уважаемую профессию и, непременно, академическую степень, а также решала кроссворд в воскресном выпуске «Таймс» менее чем за двадцать минут.
— Двадцать минут это совсем неплохо, — заметил Паз. — Мне требуется три.
— Не может быть!
— Еще как может. Я просто берусь за него на следующей неделе, когда они печатают ответы. На это вообще не уходит времени.
— Ладно, смейся, если тебе угодно, но для меня это важный ритуал, составная часть самоуважения. Правда, мой брат Берт чувствует себя, в том числе и в отношении кроссворда, так же как и ты. Он избежал своей судьбы.