Долина костей - Страница 138

138

— Муча? — уточнила я, и он кивнул.

— Да, Нора подняла бы страшный шум, но у нас есть общие интересы. Я привез из Вибока твою сумку с вещами, — добавил он. — Их немного, но я подумал, вдруг они тебе понадобятся. Я возвращаюсь обратно в Вибок. А как ты?

Я принялась размышлять об этом, озираясь по сторонам, оглядывая свою комнату — типичную больничную палату с окном, через которое проникали запахи газолина, стряпни и городской шум, забытый с тех пор, как мы покинули Рим.

— Нет. Там мои дела закончены.

— Куда тогда?

— Во Флориду, — сказала я. — Я хочу домой.

Так и вышло: когда я достаточно окрепла и набралась сил, они с паспортом на имя Эммилу Дидерофф переправили меня на самолете в Лондон, а потом в Майами, где в аэропорту я случайно наткнулась на Дэвида Паккера, и оказалось, что он знает Джеймсонов. Он сдал мне под жилье свою лодку и помог устроиться на работу к Уилсонам. Вот я и жила, как церковная мышка, до того дня, когда увидела на Первой юго-западной улице Джабира аль-Мувалида, а остальное вам известно. Я не убивала его.

Здесь все и заканчивается, и не просите меня растолковать, что, как да почему, на это я не способна. Изложенная здесь история правдива, но кто знает источники памяти? Или судьбы? Только Бог. Или, как говорит святой в конце исповеди: «Кому под силу дать разумение сего уму человеческому? Ангел сможет ли истолковать сие даже ангелу, так какой же ангел сумеет помочь человеку постичь непостижимое? Только Тебя можно спросить, только Тебя можно молить, только в Твою дверь можем мы постучаться, и воистину будем приняты, и услышаны, и обретем дверь открытой».

Эммилу Дидерофф (Эмили Гариго, бывшая послушница Общества сестер милосердия Крови Христовой)

...

В столь небольшой книге практически невозможно описать муки и страдания, выпавшие на долю сестер милосердия Крови Христовой в годы Второй мировой войны, и это при том, что судьба многих из них остается невыясненной по сей день. Достаточно сказать, что из семидесяти трех сестер, числившихся в польской орденской провинции в 1939 году, войну пережили лишь трое. (Генеральная приоресса Польши, сестра, доктор Людмила Понисская погибла при бомбежке Варшавы. С самого начала боевых действий она находилась в больнице общества и помогала страждущим до того момента, когда ее операционная была разрушена прямым попаданием авиационной бомбы.) Схожая судьба постигла большую часть сестер, возглавлявших европейские орденские провинции. Многие материалы по истории общества были безвозвратно утрачены, после того как немцы заняли Дом матери в Намюре и превратили его в военный санаторий. Генерал-мать Сапенфилд была арестована в июле 1941 года, вскоре после получения гестапо распространенного ею среди сестер секретного меморандума, призывающего оказывать всю возможную помощь евреям и другим невинным жертвам нацизма. «Германский рейх объявил войну не правительствам и армиям, а целым народам, — писала она, — однако эти люди не являются воюющей стороной и, следовательно, должны рассматриваться нами как невинные жертвы, отказ от помощи которым был бы попранием нашего священного обета». Благочестивая мать скончалась зимой 1943 года, в концлагере Равенсбрюк. В феврале 1944 года общество было объявлено вне закона на всех оккупированных Германией территориях. Обители были закрыты, активы конфискованы, многие сестры арестованы. Восемьдесят три сестры погибли в концлагерях.

Глава двадцать вторая

Была почти полночь, когда они прибыли на грязный берег Майами-ривер. В клинике пришлось пробыть гораздо дольше, чем они ожидали, а нажимать и торопить у Паза не хватило духа. Он хотел первым делом отвезти Лорну домой, но она отказалась, и Барлоу ее в этом поддержал. Он указал, что они понятия не имеют, какие неожиданности ожидают их на борту жилой баржи Паккера, а обеспечить себе поддержку полиции они не могут, не выдав тем самым свою причастность к побегу опасной преступницы. К тому же при сложившихся обстоятельствах нельзя исключать вероятность того, что, верни они Эммилу с помощью полиции, она очень скоро уже на основании ордера будет передана тем самым людям, которые ее похитили, или их приспешникам. Итак, Лорна сидела во взятой напрокат машине в квартале от реки с мобильным телефоном в руках и строгим наказом убраться и поднять тревогу, если они вдвоем не вернутся через час или если случится что-то непредвиденное.

— Какого рода непредвиденное? — переспросила она. — Нельзя ли уточнить? Боюсь, мое представление о «предвиденном» в последнее время несколько исказилось. Что означает «не» в данном случае?

Паз пожалел, что употребил это слово.

— Множественные выстрелы, автоматический огонь, взрывы, машины, полные гангстеров, падающие в реку. Что-либо в таком роде. События, наводящие на мысль, что мы здорово влипли, а то и вовсе погибли.

— Ладно, понятно, пальба, взрывы, машины.

Они уставились друг на друга.

— Джимми, смотри, чтобы тебя не убили. Я… — Слово «люблю» плавало в ее горле, силясь выплеснуться наружу, но он произнес его первым, а она впервые услышала это от мужчины, не состоящего с ней в родстве.

— Я тоже, — сказала Лорна. — Я бы хотела провести с тобой всю оставшуюся жизнь, пусть и короткую. Все ведь будет в порядке?

— Да кончай ты дергаться попусту, Лорна. Ты и не заметишь, как мы вернемся.

* * *

Они уходят в темноту. Лорна сидит на водительском месте, стараясь не думать о времени, имея в виду и время этой устрашающей операции, и оставшееся время. Ей стыдно из-за того, что она так плохо подготовлена к жизненному итогу, давнишняя ипохондрия тут не помогает. А ведь Ойя точно сказал, что ее жизнь закончена, вспоминает Лорна и тут же ловит себя на мысли, что, похоже, начинает верить, будто это и вправду был Владыка Смерти, а не просто круглолицая участница бембе. Может быть, это милосердие — принять реальность неведомого мира, может быть, трусость, но, в конце концов, что толку в стоической храбрости, на кого мы рассчитываем произвести впечатление? Есть, конечно, и иное мнение, а она еще в достаточной степени остается сама собой, чтобы иметь решимость задаваться вопросами, однако ясно, что жизнь ее как таковая пришла к завершению. Ей вспоминается история, рассказанная Бетси Ньюхаус. Одна из подруг Бетси заболела раком груди, и Бетси резко к ней охладела.

138