Долина костей - Страница 132

132

— Но другие убивают сотни, даже тысячи людей, и их ничего не беспокоит. Почему же именно тебе пришлось через все это пройти? Не слишком-то справедливо.

— Задача сантерии не справедливость, а контакты с сантос и поддержание равновесия. Господи, Лорна! Неужели ты думаешь, что я и вправду понимаю, что вся эта хрень означает? Что вообще проделывает моя матушка? Я просто опускаю голову и делаю, как велят. И знаешь, срабатывает. После той церемонии я почувствовал облегчение и сейчас продолжаю чувствовать себя чистым. Дерьмо всякое в башку не лезет, если не считать случайных атак демона. Предметы стали ярче, я о предметах окружающего мира, как эти цветы, — он указал на куст гортензии, — или твои глаза.

Паз всмотрелся в лицо подруги.

— Теперь выкладывай, что с тобой?

— Я умираю от рака.

На его лице появилось совершенно идиотское выражение, с каким выслушивают дурную новость, в которую невозможно поверить.

— Умираешь? От рака? С чего ты взяла? Кто тебе поставил диагноз?

— Меня еще не диагностировали. Но у меня все классические симптомы лимфомы.

— Ох, уволь, ради бога! Что это за медицинская самодеятельность? На сей счет существуют приборы, анализы, микроскопы, да мало ли что…

— Но я знаю. Я знаю, Джимми. Моя бабушка умерла от рака, моя мать умерла от рака, и теперь пришел мой черед. У меня увеличенные лимфатические узлы, потоотделение, слабость, потеря веса, кожный зуд. Меня все время тошнит, а это значит, что болезнь уже распространилась на внутренние органы, может быть, на поджелудочную железу.

Паз тихонько чертыхнулся по-испански себе под нос и опустил голову, как боксер, пропустивший лишний удар. Время в машине слегка замедлилось, даже ветер словно затих.

— И долго это продолжается? — спросил он.

— Не знаю. Наверное, уже не один месяц, но я упорно старалась не думать об этом. А в последнее время все стало настолько очевидным, что я не справляюсь.

Паз запускает мотор, и машина срывается с места: из-под колес летит гравий приоратской дорожки. Он сам себе удивляется, всегда ведь был таким толковым, правильным парнем и очень этим гордился. Все в его жизни было разложено по местам, по полочкам, как снасти у хорошего рыбака или инструменты в ящике у аккуратного мастера. А что сейчас? Сейчас он на свой страх и риск, без поддержки, вопреки запрету начальства, расследовал безусловно самое трудное дело в его карьере, сталкиваясь с сопротивлением неизвестных противников, может быть, не всегда принадлежащих к материальному миру, но всегда сильных и злобных, и ничто другое уже не имело для него особого значения.

Точнее, не имело до недавнего времени, потому что сейчас, гоня машину по горным дорогам, он отчетливо осознал: Лорне плохо, и ему это вовсе не безразлично. Паз твердил себе, что почти не знает эту женщину; печально, конечно, если она умрет, но ведь люди смертны, и ведь на самом-то деле ему просто нужно было утешиться с кем-то после той истории с Уиллой. Жаль, очень жаль — и до свидания. Нет! Он ухватил эту мысль и задушил в самом зародыше. А потом гнал машину до Роанока, наплевав на все ограничения скорости, а по прибытии чуть ли не силком отволок ее в больницу, совершенно забросил расследование, отираясь в комнатах ожидания сначала Роанока, а потом Вашингтона, пока доктора осматривали ее. Выдавая себя за ее мужа, он присматривался к лицам врачей и сестер, стараясь убедиться, что они относятся к ней как к живому человеку, а не обреченному куску мяса.

* * *

Лорна недоумевает, и насчет Джимми, и насчет себя самой. Почему он делает все это? Почему она вдруг, полностью расслабившись, отдала себя в руки этого человека, куда вообще подевалась ее стальная воля? Она позволяет ему таскать ее с места на места, покорно соглашается на все процедуры, анализы и пробы, хотя раньше и на простой осмотр-то шла только к хорошо знакомому врачу. Это весьма непонятно, но в каком-то особом смысле ее устраивает.

Недавно она вообще стремилась не допускать в свою жизнь странности, зато теперь они повалили сплошняком. Этот странный человек воспламеняет ее тело (к сожалению, умирающее), как никто другой раньше, опровергая к чертям устоявшееся представление о том, каким должен быть подходящий спутник ее жизни. Оказывается, лучше всего на эту роль годится малый, участвующий в ритуалах вуду, то есть, пардон, сантерии, и попутно отстреливающий людей. Порой на ее лицо набегает дурацкая улыбка, удивляющая онкологических сестер. Анализы и пробы занимают долгое время, дни и дни, и на каком-то этапе Лорна ловит себя на том, что совершенно пассивно относится к тому, что проделывают с ее телом медики. Нечего дергаться, Паз позаботится обо всем. Сам он то здесь, то там, разъезжает по Вашингтону, встречается в офисах с нужными людьми и рассказывает, что удалось узнать. Например, структура под названием ГОСР действительно существует, она входит в состав департамента внутренней безопасности, но ни о Флойде Митчелле, ни о Дэвиде Паккере там никогда не слышали, а больше они ничего не могут ему сказать, поскольку у него нет допуска.

Сейчас Лорна смотрит на доктора, имя которого (Уоринг? Уотсон?) выскочило у нее из головы. Впрочем, она уверена, что Джимми-то его знает и проверил врача по всем пунктам, как проверяет подозреваемых в убийстве. Медик, доброжелательный с виду мужчина с густой копной седых волос, как у докторов из телевизионной рекламы, вещая откуда-то издалека, сообщает, что у нее обнаружена не-Ходкиновская лимфома четвертой стадии. Диагноз подтверждается симптоматикой и биопсией, и поскольку не исключено проникновение метастазов и в другие органы, он хотел бы направить ее в клинику Университета Джорджа Вашингтона для дополнительного обследования. Как ни странно, Лорна ощущает не дикий ужас или, напротив, как бывает в подобных случаях, желание плюнуть на все, но прилив чего-то похожего на удовлетворение. Ей хочется заявить всем: ну а я что говорила? Лорна смотрит на Паза, псевдомужа, и видит его лицо, его глаза. Нет, говорит она Уорингу или Уотсону, я, пожалуй, вернусь домой, в Майами.

132